Магритт Рене: Проклятие «потерянного жокея»

Автор: Игорь АГАФОНОВ
Номер журнала: GM №8(165)2016

Когда влюбленные целуются, надев на голову холщевые мешки, означает ли это, что у одного из них свиной грипп? А если жокей вместе с лошадью «потерялся» в глубинах собственной психики, то сколько лет можно ожидать его прибытия к финишному столбу? Эти странные на первый взгляд вопросы поставил один из отцов-основателей стиля сюрреализм – Рене Магритт. Есть ли на них ответы?

Начинать рассказ об этом художнике, отвечая вопросом на вопрос, вполне естественно. И это не от отсутствия смысла. Он как раз есть и лежит на поверхности. Нужно лишь быть очень внимательным. Например, на одной из самых известных работ этого бельгийского мастера изображена курительная трубка, снабженная подписью «это не трубка». На недоуменные вопросы по поводу этого, казалось бы, парадокса сам Магритт однажды резонно заметил: «А вы попробуйте сами набить ее табаком». Да, все без обмана… Не поспоришь. Это действительно не трубка, а лишь ее изображение.

Таков метод настоящего сюрреализма (от французского слова «sur», что означает «над»), то есть – сверхреализма. Адепты популярнейшего в ХХ веке направления в искусстве работали с ускользающими смыслами без оглядки на рациональную эстетику. Порой на грани сна и яви. Ведь, пребывая в каждом из этих состояний нашего сознания, мы убеждены: сейчас – и есть подлинная реальность. Какова же она на самом деле?

В работе Рене Магритта «Чистый лист», где всадница проезжает через лес, в некоторых местах перепутаны задний, средний и передний планы. Кое-где они даже переплетены между собой. Такое вполне можно помыслить, но можно ли увидеть? «Однако наша сила мышления объемлет и зримое, и незримое, – объясняет автор картины, – и я при помощи живописи делаю мысли видимыми».

Путешествие внутрь себя – вот что сильнее всего интересовало Европу на протяжении всего прошлого века. И художники состязались в изображении своих бессознательных фантазий, фобий, комплексов, экспрессии… Они пытались передать на иносказательном языке фрагменты из своего детства или личной жизни. Однако, в отличие от таких именитых коллег по цеху, как Сальвадор Дали или Макс Эрнст, Магритт старался ставить чистый эксперимент. «Искусство не подвластно психоанализу, это всегда тайна», – говорил он, - «На моих картинах изображена реальность, но освобожденная от банального смысла». Любопытно, что первая, по его мнению, по-настоящему удачная работа – «Потерянный жокей» 1924 года, пережила впоследствии ряд редакций. И сегодня существует несколько совершенно отличающихся друг от друга ее версий разных лет. На всех работах жокей оказывается в нехарактерной для себя фантасмагорической реальности. Он скачет вне привычного ипподрома, где есть понятные правила. Он попал внутрь собственной души, без четких представлений об истине и без ясных ориентиров. Вполне возможно, он обречен на эту вечную скачку то ли в попытке убежать от себя, то ли, наоборот, догнать свое истинное «я».