Мартьянова Наталья. О паравыездке по-честному

На уровне

 

Расскажи о схемах езд в паралимпийской выездке. Насколько они похожи на традиционные? 

Пожалуй, единственная схема, которая похожа на Юношескою езду в обычной выездке, это в пятом уровне, где я выступаю. Принимание на рыси и на галопе, полупируэты на шагу, собранные и прибавленные аллюры, нет только менки ног в воздухе. Остальные схемы уже проще: на четвертом уровне уже нет элементов на галопе, только рысь – боковые сгибания, плечо внутрь и другие. На втором уровне вообще только серпантины, можно сравнить с детскими ездами. Первый – только на шагу. 

 

Для первого уровня, получается, лошади могут быть любые?

Нет. Должна быть лошадь, которая обладает очень хорошим шагом. Здесь оценивается схема из вольтов, серпантинов. Судьи смотрят, насколько пара правильно проходит все повороты, углы, вольты, должны быть показаны сгибания. У нас многие думают, что первый уровень паралимпийской выездки – это просто езда на лошади шагом. Но я посмотрела протоколы судей на международных стартах – там большое внимание уделяется контакту всадника и лошади, сгибаниям, захвату пространства лошадью. Она не должна ходить мелкими шажками, требуется просторный шаг от плеча, желательно с хорошим заступом.

 

Как этого добиться?

У меня был конь, которого я готовила как раз под всадницу первого уровня Флену Морозову. Так вот, мы с Байкером – так его звали – очень много времени уделяли шагу: учились прям активно шагать, чтобы он делал это сам, без частых посылов. Ведь Флена не может этого делать во время езды. Так мы с ним и шагали минут по сорок – под конец уже прям и руки, и ноги отнимались. Зато Флена с Байкером стали чемпионами России.  

А на пятом уровне, в котором ты выступаешь,  судят так же, как и в обычной выездке? 

В принципе, да. Но вот пример, который я в августе наблюдала на чемпионате Европы в Роттердаме. Едут два всадника: паралимпийская чемпионка Софи Уэллс из Великобритании и голландец Франк Хосмар, чемпион Европы. У обоих все элементы исполнены великолепно, при этом у Софи лошадь бежит намного эффектнее, то есть буквально машет ногами, а у Франка более расслабленно, пластично. Кажется, что едут практически на равных, и у нее выступление смотрится даже ярче, но в результате голландцу ставят более высокие оценки. Видимо, легкость и непринужденность движений важнее, чем яркость. Еще очень важен контакт и послушание лошади. 

 

Вот цитата из твоего поста в соцсетях: «Когда-нибудь я поеду на голову выше, чтобы ни один судья не смог занизить оценку. Мои кони молодые, у нас все впереди. Но сейчас идет жесткий отбор на Паралимпийские игры. И, конечно, каждая команда стремится заработать больше баллов, чтобы попасть туда. Я человек терпеливый, могу долго мозолить глаза, пока судьи не начнут ставить выше. Но неужели так просто отодвигать всю команду?<...> А еще мне интересно, почему «7» считается хорошей оценкой? Ну, типа, не «6» – не обидная, вроде.  А почему не «8»? Ну, напишите, я подправлю». Это было после соревнований в Австрии в июне. Сейчас ты нашла ответы на эти вопросы?

Каждый всадник имеет свою репутацию. Если есть спорт­смены, которые выступают уже много лет, завоевали титулы чемпионов Европы, мира или Олимпиады, они все равно будут оценены, хоть на полбалла, но выше. Как и в выездке, собственно. Я все равно стараюсь не обижаться на это. Пытаюсь найти причину, почему не ставят оценки. Ведь, если есть, к чему придраться, значит, и есть, над чем работать. 

 

Олимпийский облом

 

Расскажи про 2016 год. Помнишь свои ощущения, когда отменилась поездка на Паралимпийские игры в Рио?

Перед перелетом в Бразилию лошади должны были простоять на карантине в Евросоюзе, поэтому мы тогда находились на сборах в Германии. Мы должны были централизовано погрузиться в самолет в Голландии и оттуда уже вылетать. Мы все до последнего надеялись, что нас все-таки пустят, даже когда уже везде говорили, что нет. Окончательное решение нашему тренеру сообщили, когда до начала Паралимпиады оставалось около недели. Пришлось уезжать в Россию.

 

С каким чувством готовиться к Олимпиаде, когда не знаешь точно, в принципе, поедешь туда или нет?  

Если бы я точно знала, что я еду, то было бы больше стимула. Но, в любом случае, была большая надежда, поэтому мы старались не думать, что не поедем. Мы готовились точно так же, как если бы точно знали, что участвуем. 

 

После этого в MAXIMA PARK для вас провели утешительный турнир. Это помог­ло психологически?

Нет, не особо. Он все-таки был именно утешительный. Но, тогда было очень приятно, что его хорошо разрекламировали, и приехало очень много зрителей, чтобы нас поддержать. Вот это было здорово.

 

Сейчас поездке в Токио ничего не угрожает?

Недавно снова проскользнула новость, что опять там что-то не в порядке. Я уже не знаю, боюсь даже об этом думать. В Токио очень бы хотелось поехать. Правда, этим летом нам так и не удалось получить командную квалификацию. А собирать композитную команду, когда каждый квалифицируется в личном зачете, как это было перед Рио, по новым правилам нельзя. Так что, если от России и поедут несколько человек, то стартовать будут только в индивидуальных  зачетах. Пока я попадаю, как личник. (По состоянию на октябрь 2019 Наталья занимает 15 – «проходную» – строчку в олимпийском квалификационном рейтинге, в общем рейтинге всадников-паралимпийцев она 14-я, а в своем, V уровне, 3-я – прим. ред.) 

 

Успех на позитиве

 

Паралимпийцы отличаются от обычных спортсменов?

До того, как прийти в этот спорт, я представляла себе паралимпийцев такими типичными инвалидами, которых все жалеют. На первых стартах, которые я посетила в России, это отчасти подтвердилось: наши всадники мне показались какими-то печальными. Но отношение сильно поменялось после первых поездок в Европу. Глядя на западных паралимпийцев, даже поначалу мысли не возникает, что у людей есть какие-то нарушения в организме. Им никто не помогает – скачут на одной ноге вокруг своих лошадей, сами все делают. Радостные, живые. К ним относятся как к обычным людям. А главное – они сами себя так воспринимают!

 

Такое отношение влияет на спортивные результаты?

Да. Я такой вывод и сделала. Если человек считает себя инвалидом и начинает жалеть себя, он едет слабее. Когда я впервые посмотрела собственными глазами езду европейцев, я просто была в шоке: у человека нет руки или полноги, а он сидит на лошади как бог! Честное слово, не сразу понимаешь, что у него чего-то не хватает. 

 

У тебя поменялось отношение к таким людям? 

Да, поменялось. В первую очередь ушла жалость. Они в ней не нуждаются.

 

Бойтесь своих желаний – могут сбыться!

 

Поговорим о самом, наверное, тяжелом. Как случилось, что ты сама оказалась в паралимпийском спорте?  

Началось, как и у многих, с того, что получила травму. Это случилось в 2011 году. Сейчас я совершенно не помню тот момент, могу только передать, что мне рассказывали: в манеже полили грунт, поэтому было скользко, что-то произошло – лошадь встала на свечку. Мы перевернулись, а я была без шлема и получила серьезную травму головы. Дальше полтора месяца в коме, частичная потеря памяти, сборы денег на операции и реабилитацию. Как следствие – парез лицевого нерва (с того времени правая половина лица у Натальи практически неподвижна – прим. ред.).

 

Сейчас что-то может поменяться в лучшую сторону? 

Никто не знает. Некоторые врачи говорят, что может. Я проходила классификацию в Европе на три года, потом вторую – на такой же срок. В следующем году опять должны классифицировать, и если не будет никаких улучшений, то уже пожизненно.

 

Насколько было тяжело проходить классификацию первый раз? Ведь, по сути, нужно смириться с тем, что тебя признают инвалидом…

Мне сказали, что я должна вести себя точно как инвалид, потому что, если не сделать классификацию, то все пропало (смеется). То есть, если есть проблемы, их прям нельзя скрывать! 

 

Ты испытывала какие-то комплексы?

Мне кажется, они и сейчас есть. 

 

Судя по твоей позитивной ленте в соцсетях, кажется, что это все давно прошло…

Нельзя же постоянно в депрессии находиться. Надо дальше жить как-то. Лошади дают очень многое. Если бы я не вернулась в конный спорт, не знаю, что бы со мной тогда было. Обо всем забываешь во время работы – когда ее много, уже не до переживаний. 

 

А было ли к себе, физически изменившейся, какое-то раздражение? Стеснение?

Наверное, такие ощущения бывают. Не скажу, что я все забыла и мне все безразлично. Понятное дело, что я чувствую дискомфорт все равно. Когда с новыми людьми знакомлюсь, например. Сразу вижу, что на меня как-то покашиваются. Это ощутимо.

 

И все-таки – как в твоей жизни появилась паравыездка?

Там была довольно долгая история. После травмы я вернулась в выездку. На коне, с которым я работала, на паралимпийском чемпионате России выступила всадница. Я тогда впервые побывала на таких стартах, которые и произвели на меня первое, не самое позитивное, впечатление. Когда меня стали спрашивать, что у меня за травма, и предлагать самой попробовать себя в паравыездке, я отказывалась категорически: «Вы что! Я же не инвалид!» Меня в итоге уговорила Светлана Цветаева, владелица Илиона, коня, с которым мы готовились к Малому призу. Аргументом стала возможность выступить на крупных международных турнирах в Европе. Так и получилось, что мой собственный паралимпийский старт сначала произошел заграницей, а уже потом в России. За это я еще очень благодарна Виолетте Агасаровой, которая тогда оплатила эту поездку.

И вот тогда меня и поразил уровень европейских всадников: у нас в обычной выездке многие так не едут, как там паралимпийцы. Мне было важно понимать, что в этом спорте тоже есть конкуренция, и притом серьезная.  

 

Оттуда ты вернулась паралимпийским спортсменом?

Да, я загорелась идеей, что нужно продвигаться в этом виде. Хотя амбиции в обычной выездке тоже до сих пор остались. Спорт­сменам-паралимпийцам, выступающим на моем V уровне, не запрещено выступать в выездке.

 

За четыре года, на протяжении которых ты выступаешь в паравыездке, в этом спорте у нас произошли какие-то изменения? Есть в этом твой вклад?

Да, многие подтянулись, стали ехать лучше. И я помогла, например, на чемпионате России в этом году: двое всадников, в I и II уровне, выиграли на моих лошадях. Прежде тоже, конечно, выступали и на международных стартах, чемпионатах Европы и мира, даже на Паралимпиаду ездили. Но таких результатов, как сейчас, не было: в среднем 60 – 63  % максимум, хорошо если 65 %. Теперь мы наезжаем и по 70 %. 

 

Как ты думаешь, травма и последовавшая за ней паралимпийская выездка – не открыло ли это перед тобой такие перспективы, которые в здоровом состоянии были для тебя недоступны? 

Я стараюсь, конечно, думать об этом именно так. Потому что, если по-другому, то уйдешь в глубокую депрессию: мол, если бы этого не произошло, то все было бы намного лучше. Из того, что уже и есть, и чего не избежать, надо всегда извлекать положительные моменты. И думать так, что это лучшее, что сейчас может быть. Я всегда мечтала попасть на Олимпиаду, и, видимо, мои мечты осуществляются таким вот необычным образом. 

 

А нет такого внутреннего ощущения, что это все равно не настоящая Олимпиада? 

Раньше было. Но сейчас, посмотрев на уровень этих всадников, я считаю, что Паралимпиада – соревнования высочайшего уровня. Но, если честно, я не хочу останавливаться даже на них. Я все равно буду ставить себе главную цель – Олимпийские игры. В любом случае.  GM